Письма М.В. Добужинского и письма к нему, свидетельствующие о его пребывании в Силламяэ и в Эстонии.
[М.В. Добужинский [В.П. Добужинскому], 13 августа 92 СПб
Извини меня, дорогой папа, за такое долгое молчание и причиненное тебе беспокойство. Я здоров вполне, и только что собирался тебе написать, как получил твою телеграмму.
Спасибо тебе, папа, за последнее письмо; спасибо и Констанции Оттоновне за ее теплые слова. Опять я повторяю, что буду ее любить и уважать и буду стараться заслужить то же с ее стороны. Тебе незачем было писать, что и после своей женитьбы ты будешь по-прежнему меня любить; я это знал и был в этом твердо уверен. Позволь же мне еще раз пожелать вам от чистого сердца счастья и всего хорошего в жизни.
[Разойдясь в 1877 г. с Е. Т. Добужинской, матерью художника. Валериан Петрович женился второй раз в 1892 г. на Констанции Оттоновне. От этого брака родились сын Олег и дочери Ольга и Инезилья. В 1903 г., через четыре года после смерти Констанции Оттоновны Валериан Петрович женился в третий раз на Наталье Владимировне Чарецкой, от которой у него было два сына — Ольгерд и Казимир и дочь Ядвига.]
Благодарю тебя за поздравление с днем рождения. Этот день я провел в Силламягах. [В поселке Силламяги (ныне — Силламяэ) была дача Федора Петровича Добужинского – дяди Феди.] Оттуда мы вернулись со Сташей <Добужинским> только в понедельник, 10-го. Время там провели отлично. Разгуливали по окрестностям (там очень живописные места), ездили раз на лодке (по течению), наконец, путешествовали в Нарву. Город мне очень понравился, и мы осмотрели там все замечательное. Начали с водопада, осмотрели бумагопрядильную фабрику, машины которой приводятся в движение этим водопадом. Нам в конторе этой, так называемой Кексгольмской, мануфактуры дали проводника, который нас повел по всей фабрике и все показал. Это, кажется, и есть та фабрика, где некогда работала наша няня. [M. О. Белякова.] Затем осмотрели домик Петра 1-го (в котором живут!), сад и крепости. Пробыли в городе всего 4 часа и весь осмотреть успели.
В Силламягах познакомились с несколькими семействами и постоянно вечера проводили в гостях. Под конец пребывания в Силламягах устроили даже спектакль, который удался, и им были довольны не только мы, актеры, но даже и публика. Право! Вообще, время провели очень хорошо. Я там нарисовал вид моря <...>
Что у Вас в Вильне, есть холера?
В Питере она косит порядком. У дяди Сташи <Добужинского> ты, конечно, воображаешь, что происходит. Все подвергается стоградусному кипячению, обсыпается хлористой известью и промывается карболкой.
В Питере на улицах чистота. Воняет карболкой и лекарствами. Но все-таки и посторонние запахи слышатся, совсем не лекарственные <...> (Добужинский М. В. Письма. — Санкт-Петербург : Дмитрий Буланин, 2001,стр. 30-31)
М. Ф. Волькенштейн, 28 IV 925 <Каунас> [М.В. Добужинскому]
<...> Пока Лиза соберется ответить Вам, пишу я, извините за наше молчание столь долгое! Пишу из Ковно, где я работаю в театре над “Пиковой дамой” и одновременно устроил здесь одну за другой две выставки. [Имеются в виду персональные выставки Добужинского, открытые в 1925 г. в Каунасе. На одной из них были представлены станковая графика, литографии и книги, на второй — театральные эскизы.] Этим занималась Л<иза> и приобрела большой опыт, т. к. это уже третья выставка, считая рижскую. Сии предприятия дают немного, продаж картин почти что нет, но публика идет понемногу и все-таки это время выставки нас поддерживали. Есть проект устроить выставку в Мемеле и маленьких Шауляях, все советуют. Но первоначальный проект — в Ревеле — не забыт, и даже последнее время это кажется наиболее нам симпатичным. Хотя Вы смотрите не очень оптимистически, но, присмотревшись к публике, думается, что нет оснований думать, что в Ревеле моя выставка не будет посещаться. Кроме моих картин (б<ольшей> частью, акварели и рисунки небольших размеров), я привез довольно много книг с моими иллюстрациями и две монографии [Речь идет о книгах Э. Голлербаха “Рисунки М. Добужинского” и С. К. Маковского “Графика М. В. Добужинского”.]. Одна из них (графическая) издана в Берлине (на русском яз.) — издание очень солидное и отлично напечатанное. Книги эти покупают так же, как мои отдельные листы литографий (Петербург и провинция) и репродукции на открытых письмах. Т. к. книги все на русском яз., то, очевидно, в Прибалтике всей есть расчет на их сбыт. Посему кажется, что и в Ревеле на них найдутся охотники.
Любителей покупать картины, даже такие скромные по размерам и ценам, как мои, в природе все меньше и меньше и базироваться на этой надежде, устраивая выставку, не приходится. Но я заметил, что если делать необходимую рекламу и иметь прессу (что до сих пор было довольно удачно), выставка всегда оправдает расходы и оставит маленький плюс на жизнь. Но т. к. пока художественного заработка у меня маловато (“Пик<овая> дама” затягивается и поглощает все время, так что ничего другого не могу делать) — это единственное, что приходится предпринимать.
Если Вы сможете нам немножко помочь, то очень просим перед тем, как приехать Лизе (я сам пока не смогу), узнать, где обычно устраиваются выставки и на каких условиях отдается помещение. Если окажется, что условия очень трудные, то, может быть, и не стоит заваривать каши. Конечно, очень надеюсь, что это не будет для Вас хлопотливо, и простите за беспокойство!.. [Выставка в Ревеле состоялась в сентябре-октябре 1925 г.] <...>
Ф. Ф. Нотгафту, 27 сентября 1925 Рига [М.В. Добужинскому]
<...> Пишу тебе, возвращаясь из Ревеля, где устроил выставку!! (ты не находишь, что я стал “передвижником”? [В 1920-е гг. Добужинский видел в этой выставочной деятельности источник материального существования. В 1925 г. он или, вернее, его жена устроила пять персональных выставок (Рига, Таллин, Тарту, Клайпеда), а в следующем — три (Берлин и две в Париже).]) Я, вообщем, очень доволен этим передвижением, особенно я рад был очутиться в Ревеле — поразительный город, я никогда еще там не был и куда интереснее Риги! Я пробыл ровно неделю и сделал 6 вещей, которые выставляю.
Идея устраивать выставку в Р<евеле> принадлежит Ел<изавете> Ос<иповне>. Я ей страшно благодарен и за это, и за необычайную энергию и помощь. Она поехала раньше, нашла помещение в самом центре старого города у Ратуши, отремонтировала, и я приехал развешивать. Она сидит сама на выставке, видит много новых людей, отлично знает все мои картины и, когда надо, “объясняет”. Словом, она “душа выставки”. Интерес большой к выставке, публика (как и всюду) чрезвычайно внимательна. Теперь есть идея — в Дерпте! Все это для главной цели — Праги, Берлина и Парижа...
Я списался с Елиз. Фед. <Нотгафт>, и она мне советует Берлин, и я теперь хочу туда слетать — выставка же в Ревеле продолжится еще 2 месяца (до 11/Х). Когда ты поедешь? Если через Ревель и до конца моей выставки — зайди, если я не буду, еще увидишь Е<лизавету> О<сиповну>. Если через Ригу — помни мой адрес. Но, когда? <...>
В Ревеле видел возвращающегося скульптора Гинцбурга (он был на моей выставке), и я дал ему неск<олько> моих открыток (“Пик<овая> дама”) — я и тебе приготовил и друзьям тоже пришлю. Я написал тебе и Жоржу <Верейскому> большие письма уже ок<оло> месяца назад. Но от вас ничего не имею в ответ.
Дорогой мой, я ужасно соскучился по тебе и по Жоржу, и по Борису <Кустодиеву>, и по всем <...>